«Помни и о том, что многое, на что мы сетуем, втайне тождественно страданию – так с сонливостью, потением, с вялостью к еде» (Марк Аврелий, 7, 64).
«…ибо между страданием и скукой мечется человеческая жизнь» (А. Шопенгауэр, Мир как воля и представление, I, 57)
Шерстить, разыскивать, дерзать. Глаголы требуют логического субъекта, как виляющий хвост собаки – хозяина, в противном случае они требуют объекта. Пробираясь сквозь действия, этот субъект разгоняет густоту сопротивления среды; останавливаясь, осредняется сам.Оказаться в вязкой взглядонепроницаемости значит смотреть в стену, стало быть, вовсе не смотреть. Во всяком тупике мы перестаем быть зрителем, напротив, это ослепший зрачок вынужден дергаться перед колизеем стен – а эта публика менее всего склонна поощрять. Эта публика не только сереет от времени, испепелив в себе почти всю гамму; с астрономической размеренностью её минутная кладка поднимается чем дольше тем выше, чем дальше тем глубже оставляя пойманного внутри колодца.
С её стороны это действие, но вот тот, кто внутри, не оставшийся, а оставленный. Это подлежащее, отрубленное от своих сказуемых, депортированное в пассив и задушенное в безвестных гетто синтаксических выселков. Бездействие с бесчеловеческим лицом, tabula rasa, диктатура пробела и претерпевания. Cogito не только что без всех ergo – а из него уж больше ничего не следует, – но и без ego: даже не cogitare, a cogitari. Cogitor, обросшее rаковиной грамматической констатации своего бессилия.
Неспроста залог этот – страдательный: Первая благородная истина говорит не о жизни – о лени.
Александр Лысков
