21 сентября 2014 г.

Хайдеггер ли нацист?

Публикация "Черных тетрадей" Мартина Хайдеггера снова сделала актуальной тему отношения немецкого философа и немецкого нацизма. Редакция ФК попросила высказаться трех молодых философов: Давида Апфельбаума (МГУ, ФК), Александра Саттара (МГУ, НИУ ВШЭ, ФК), Виктора Вовченко (ТГУ, НИУ ВШЭ).




Давид Апфельбум:

 Вся аргументация Федье о не-антисемитизме проф.Х. сводится к двум тезисам: 1) время было такое, юдофобская риторика как порядок вещей 30-40 гг  2) das Judentum - это даже не еврейство (вещь вполне конкретная), а абстрактная еврейскость. Она у профессора Хайдеггера используется наряду с "немецкостью", "русскостью" и т.д.

Ныне модно снимать с закадычных евреененавстников обвинения в антисемитизме. ХХ век был веком более антисемитским, нежели все предыдущие века. До него мы видели юдофобию в специфическо христианском (реже - исламском) виде. Но с начала ХХ века появляется "биологический" антисемитизм Чемберлена и "политический" «Протоколов сионских мудрецов»; у профессора же Хайдеггера встречается ещё и "философский" антисемитизм. Вспомни интервью Федье в «die Zeit»:

"Die Zeit”: Но придумывать, что евреям присуще «жесткая ловкость расчетливости и спекуляции» – разве что не вздор, даже очень опасный вздор?
Федье: Это не антисемитское положение. Ведь концепт “des Riesigen” – центральный для Хайдеггера в тридцатые годы; для него эта характеристика современного мира, который он именует «миром, утратившим мир» (Welt der Weltlosigkeit). Когда он говорит о том, что уже очень рано сложилась утрата мира еврейством, то он рассматривает еврейство как первую жертву этого Riesigen. Травны интерпретирует дело противоположным образом: как будто еврейство было первоосновой des Riesigen.

Возьмём концепцию "громадности" (Riesigen). Концепт абстрактный сам по себе и его можно приписать в спекулятивном порядке кому угодно. Также как и из конкретного "еврейства" можно сделать абстрактную "еврейскость" - всё равно будет das Judentum. Но это было бы философски безобидно, если бы профессор Хайдеггер был сферическим конём в вакууме - когда вы ректор и признанный европейским сообществом философ, то ситуация становится иной. Не всё это сообщество может мыслить абстрактно, так же как профессор Хайдеггер (см.: одноимённую статью Гегеля). И последствия такого род приписывания "жёсткой ловкости расчётливости" будут такими же как и у анти-этнографического фильма "Der ewige Jude" ("вечный жид") - миллионы покалеченных судеб.

Интеллектуал не имеет права идти на поводу расхожести, банальщины той или иной эпохи - лишь вопреки эпохе и её мифам (см.книгу Ж.Делюмо "Ужасы на Западе"). Он ответственен не только за идеи, но даже за не высказанные мысли. И самое страшное − это обывателю увидеть, что даже "небожитель"-интеллектуал и тот поддерживает звериный бытовой антисемитизм и предаёт ему "умную" оболочку. Говорят, что главное обвинение профессора Хайдеггера нашему Народу было - "опредмечивание мира", когда вещи, несущие смысл, сменяются на бессмысленными, текучими предметами. И здесь мы видим его дремучее невежество в основах иудаизма. Ведь сама суть Синайского Откровения сводится к тому, что предметы материального мира могу становится святыми, т.е. "вещами" - по профессору же Хайдеггеру. Если до получения Торы Моше (Моисеем) было как сказал Давид: "Небеса, небеса Г-споду, а земля, земля дана сынам человеческим", а после него появилась возможность иметь Сефер-Тору (свиток Торы), тфилин, мезузы и много других "вещей", святых вещей.

Ну, ежели профессор Хайдеггер не знает таких вещей, то все его представления о Judentum - дилетантские, не уходящие далее оных у посетителя баварских пивных. Однако единственное, что его отличает от понимающего шнапс бюргера - это умение завуалировать своё незнание за абстракцию. В самом деле - кто мыслит абстрактно?

Александр Саттар (рекомендуется сначала ознакомится со статьей Н.В. Мотрошиловой, iph.ras.ru/94_96.htm):

Кажется, в мире как будто уже подзабыли и про нацистские симпатии Мирча Элиаде, и про мрачный гитлерюгендовский мессианизм раннего Чорана, и стыдливо умалчиваемый фашизм Ионеско. Во всяком случае, я не видел рецензии г-жи Мотрошиловой на книгу Ленель-Левастин «Забытый фашизм». А вот по поводу выхода нескольких томов собрания сочинений Хайдеггера размышление известного исследователя философии есть. "Ведь предложены тексты не кого-нибудь, а Хайдеггера". Об этом и поговорим.

Речь в статье Мотрошиловой идёт о "Чёрных тетрадях" Хайдеггера и некоторых других автографах философа - текстах, написанных им главным образом в течение 30-х и начала 40-х гг. Lignum crucis написанного – хайдеггеровская заявка на построение/экспликацию мышления, противоречащего метафизическому - "бытийно-историческому" (seinsgeschichtlich). Это – время его прославленного «поворота» от Dasein к Sein, от «Бытия и времени» к «Ницше» и прочим брендам, из которых будет состоять его поздняя философия, и Мотрошилова требует не упускать из вида этот контекст, поскольку размышления философа, позже ставшие причиной для обвинений в теоретическом нацизме, были лишь частью подготовки к деконструкции нововременной парадигмы мышления – пусть и вместе с народами, которые к ней, себе на несчастье, прилипли.

Ответ на титульный вопрос статьи дан отнюдь не сразу. В каком-то смысле это неудивительно. С одной стороны, нужна известная обстоятельность в подготовке читателя. С другой стороны, если верить Мотрошиловой, не только у самых основательных хайдеггероведов (что из пруссаков, что из французов) не было времени вполне ознакомиться с его сложнейшими построениями и вдумчиво к ним отнестись, но и значительная часть побоища вокруг предполагаемого нацизма Хайдеггера вообще велась силами, так сказать, нонкомбатантов - журналистов, любителей, короче говоря, "широкой общественности". В сущности, уже здесь стоило бы признать, что эта дискуссия от необдуманности предмета значительно худеет по части смысла, но автор статьи всё же называет причины сделать это позже и по другим основаниям.

Продравшись к середине статьи к сути дела (пункт 5 раздела II), мы узнаем, что дело это идёт о спорадических тирадах Хайдеггера о евреях и "еврействе" (das Judendum). Если перевести на человеческий язык, они сводятся к тому, что евреи а) были расчетливы, б) чинили какое-то зло, беду, дурное (Machenschaft), в) беспочвенны (Bodenlosigkeit) и поэтому г) присваивают себе чужое, в первую очередь, культуру (творческие способности евреев). При этом в обладании богатым набором разных дефектов (Losigkeit) мировое еврейство, вообще-то, не одиноко: за всевозможные формы злостного забвения бытия Хайдеггер как первоклассный брюзга раздает на орехи и англо-саксонскому миру, и даже немцам – одним словом, всему, о чем писали в газетах. Впрочем, дремучих не-"разумных" русских он хвалит – потому что Россия, как известно, не Европа.

Важно не только то, что Хайдеггер вписывал эту критику в общий проект по разжалованию метафизического мышления, но и то, что у публикации этих бумаг есть imprimatur самого философа. Правда, согласно его условию, они были опубликованы только через 40 лет после его смерти. Между прочим, судя по нешуточной шумихе вокруг этих бумаг ещё до опубликования, этим ходом Хайдеггеру умелым пиаром действительно удалось подогреть интерес к блестящей и глубокомысленной бессодержательности своей философии даже посмертно. Но не суть. Главное в том, что он не стеснялся высказанного в них, даже имея опыт личного Нюрнберга во Фрайбурге 45-го. Да и не было у него причины стесняться, ведь ему было совершенно до лампочки, будут ли через несколько десятков лет повёрнутые на толерантности и охоте на нацистских ведьм либералы рыскать по 94, 95 и 96 томам собрания его сочинений в поисках, вырываниях из контекста и преувеличениях его разрозненного ворчания по поводу разных наций. Всё это недостаточно фундаментально, чтобы его уцепить.

Поэтому статья Мотрошиловой создает впечатление, что тщетны старания антифашистски ангажированных бретёров от публицистики отыскать ну хоть что-то интересное, шокирующее и острое в мысли в остальном довольно грузного философа, и стремглав броситься это осуждать. Да, должен заключить читатель, Хайдеггер говорил плохо, но исключительно теоретически, фундаментально и к тому же почти обо всех, а не только о евреях. Потому что никто и ничто не является достаточно "присутствиеразмерным", "соответствующим бытию" (да-да, это не моя мысль, она есть и в статье). Впрочем, на этом основании он не прочь был допустить гибель человеческого рода и тем самым подчистить Бытие от метафизики (Мотрошилова даже говорит о том, что он был "болен социально"), но в откровенном экстремизме всё же замечен не был, да и вообще в остальном-то велик и могуч (как уверяет тот же автор).

Г-жа Мотрошилова в разделе III заканчивает статью общим историко-философским разбором места этих манускриптов в развитии мысли Хайдеггера (коротко: оно значимо). Позволю и я себе цитату из «Черных тетрадей», в которой автор критикует собственное «Бытие и время», но которой мог бы критиковать и собственное бытие и время вообще:

"Мы сказали слишком много при расчленении несущественного, мы сказали слишком мало об овладении сущностью".



Виктор Вовченко: 



В связи с публикацией т.н. «Чёрных тетрадей» Мартина Хайдеггера, дневников 1931-1941 гг., мировую философскую общественность, разумеется, в первую очередь немецкую, вновь захлестнула горячая дискуссия о связях этого философа с национал-социализмом,  касающаяся целого спектра тем, начиная от ответственности мыслителя/интеллектуала/учёного, заканчивая проблемой характера существования философии, именно как ориентации на понимание мира, в разрыве между чистотой теорией и «жестокой реальностью» этого мира. Речь идёт о философии как определённом экзистенциальном выборе (П. Адо) и его этической обусловленности.

В «прошлый раз» данная проблематика была затронута в связи с жизненным путём М. Хайдеггера благодаря книге чилийского журналиста, левого интеллектуала В. Фариаса «Хайдеггер и нацизм» (1987). Эта работа, страдающая многочисленными передёргиваниями и фактическими искажениями, положила начало молве о Хайдеггере как о нацисте. В качестве иллюстрации откровенно недобросовестной работы с фактами укажем на тезис Фариаса, согласно которому все члены совета университета, за исключением трёх, были избраны Хайдеггером на посту _руководителя_ (именно так переводится с немецкого «фюрер» − после _1945 г._ это слово «очень удобно» оставлять без перевода) университета из «членов и активных сотрудников НСДАП». В своей работе «Анатомия скандала» французский философ Ф. Федьё, бывший другом и учеником Хайдеггера, пишет:

«Ужасное открытие! Когда у него имелась возможность, Хайдеггер избирал аппарат университета недвусмысленно предвзято. Читатель имеет ещё одно доказательство (следует уточнить: верит, что имеет доказательство), что Хайдеггер, без сомнений, весьма зловещая личность. <...> Так, Фариас собирается подтвердить предположение, которое он только что высказал, <...> доказательством принадлежности к партии, т.е. номером партийного билета. Таким образом, мы узнаём, что профессор Николас Хиллинг "записан под номером 4.026.344"; Эрик Вольф -- под номером 4.715.792; Эдуард Рен -- под номером 3.126.323, Георг Штилер -- под номером 2.910.169; Вильгельм Фельгентрагер -- под номером 5.438.497; Ганс Мотерсен -- 289.669; Курт Баух -- под номером 31.096.282 (sic!) и Отто Риссе -- под номером 3.109.698. Я располагаю одним исследованием, вышедшим в свет в 1983 году в Оксфорде под заголовком "Нацистская партия". Его автором является историк Майкл Х. Кэйтер. Этот труд позволяет обрести ясное представление о росте числа членов нацистской партии. Так, мы узнаём, что цифра 2.493.890 была достигнута только в начале 1935 г. Это означает, что фраза Фариаса − я её повторю, чтобы читатель отдавал себе отчёт в том, каким способом им стремятся манипулировать: "Личности, избранные самим Хайдеггером... _все_ были (это подчёркнуто мной − Федьё) членами или активными сотрудниками нацистской партии", − лукаво выражает собой огромную ложь. В тот момент, когда Хайдеггер назначает своих деканов, только один из них имеет номер, указывающий на партийное членство (в реальности я полагаю, что речь здесь идёт об опечатке − подобно той, что наделяет историка искусств К. Бауха номером 31.096.282)...»

Прошу простить за длинную цитату, но она даёт представление о том, какими способами формировался образ «Хайдеггера-нациста», столь горячо поддерживаемый затем, скажем, Ю. Хабермасом (на мой взгляд, следует говорить о банальном ресентименте). В своей книге Ф. Федьё разоблачает множество логических ходов и эмпирических свидетельств В. Фариаса. Меняется ли сейчас, в контексте публикации «Чёрных тетрадей», коренным образом ситуация? До сего времени мы имели лишь одну «антисемитскую формулировку», написанную Хайдеггером в письме-характеристике Э. Баумгартена преподавательскому корпусу Гёттингена, где последний уличается в «тесных отношениях с евреем Франкелем» − «документ», существующий в виде _копии_, снятой самим Э. Баумгартеном, неясно как пущенным в нацистские архивы. Данный «документ» никто, кроме самого Баумгартена, никогда не стремился представить в качестве фактически подлинного. А что касается якобы упомянутого героя «отправленной» Хайдеггером характеристики, Федьё цитирует письмо Карла Ясперса Ханне Арендт: «Эдуард Баумгартен... преподавал во Фрайбурге; в период нацизма он руководил в Кёнигсберге кафедрой философии Канта; кроме того, в 1945 в Берлине он в транслировавшейся по радио речи потребовал, чтобы Кёнигсберг удерживали до самого конца...». Интересно, что на место уволенного Баумгартена Хайдеггер взял в качестве ассистента еврея Вернера Брока. Историк Хуго Отт, на которого ссылается Федьё, отмечает, что в отношении же Франкеля факультет философии пытался _предпринять исключительные меры, предусмотренные законом_: «Во всём этом принимал участие и сам ректор, отправивший 21 октября 1933 г. министру образования весьма внушительное письмо в поддержку Франкеля, но напрасно».

Меняет ли публикация пресловутых «Чёрных тетрадей» ситуацию таким образом, что _отменяет_ все эти факты или делает ложь Фариаса истиной? Предстаёт ли в них Хайдеггер как непосредственный (расовый, биологический) антисемит или оказываются ли его высказывания об англо-американской культуре простыми предрассудками (ещё один пример проявленной Хайдеггером «неполиткорректности»)? На мой взгляд, нет. Первое прямым образом противоречит его философии, будучи биологизаторской онтической редукцией в деле анализа специфики человеческого бытия. Это очевидно всякому, кто знаком с трудами Хайдеггера, кто хотя бы _прочёл_ «Бытие и время». Второе положение, т.е. рассуждение о пошлости, техницизме и прагматизме (не в философском смысле) англо-американской культуры, будучи вписанным в несколько иное обрамление, могло стать частью левой социально-критической традиции в духе какого-нибудь Адорно... высказывался ли Хайдеггер о европейских, в частности немецких, евреях более жёстко, чем, скажем, К. Маркс? Является ли такой «культурный антисемитизм» (как придумали обозначать этот феномен критики, не сумев всё-таки уличить Хайдеггера в расизме) чем-то большим, чем определённым социальным маркером?

Сложное и противоречивое отношение к евреям было обычным делом для немецких интеллектуалов начала — первой половины двадцатого века. Приведём характерную цитату из статьи Е. Берковича «Томас Манн: между двух полюсов»: «В 1907 году Томас Манн опубликовал эссе, название которого заставляет вздрогнуть тех, кто помнит, что произошло в Германии через четверть века. Эссе называлось «Решение еврейского вопроса». В целом автор твердо и последовательно стоит на стороне евреев, он убежден, что осуществление мечты сионистов и «исход» из Европы будет крупнейшим несчастьем для Старого Света. И буквально несколькими строками ниже Манн пишет о "безусловно деградировавшей и обнищавшей в гетто расе" и переходит на покровительственный тон: "Сейчас решительно нет никакой необходимости представлять себе еврея обязательно с жирным горбом, кривыми ногами и красными, постоянно жестикулирующими руками, наглым и хитрым поведением, короче, олицетворяющим в себе все грязное и чужое. Напротив, такой тип еврея встречается крайне редко, а среди экономически продвинутого еврейства обычны уже молодые люди, в которых чувствуется благополучие, элегантность, привлекательность и культура тела, эти люди делают мысли немецких девушек или юношей о смешанном браке вполне естественными..."». В каком-то смысле эти слова отражают гораздо более биолого-антропологический взгляд на проблему. В 1933 г. Манн всё ещё позволял себе двусмысленные заявления, будучи при этом женатым на еврейке. Разумеется, это именно сложное и противоречивое отношение, а не «нацистское» в своей основе, о чём подробнее в упомянутой статье.

Я обычно прохожу мимо _таких_ социальных маркеров – сейчас мои друзья из «ФК» попросили высказаться на «животрепещущую тему». Так вот: эти социальные маркеры, ни в коем случае, не запрещают рассуждать о национальном, его особенностях, в т.ч. _о_ скверности некоторых черт «национального характера». В.В. Бибихин отмечал, что национализм и космополитизм в равной мере далеки от классической архитектуры мысли о народе (речь, очевидно, идёт не только о «политической нации»). Это то мнение, которое разделяю и я. Была ли культура ашкеназских, в первую очередь немецких, евреев лишена любых отличительных характеристик, позволявших специфицировать оную в размышлении? Но с тем не согласится и сама Ханна Арендт, например, в своих рассуждениях о национальных париях и парвеню. Довольно репрезентативным текстом будет блестящая работа «Скрытая традиция», сборник статей Арендт. В данном случае я лишь пытаюсь проблематизировать контекст (что, дескать, нельзя тематизировать некоторые национальные культуры через идентификацию – фактически мы _так_делаем_) – вероятно, некоторые из высказываний Хайдеггера ретроспективно можно счесть ужасающими – я, как, полагаю, и большая часть «критиков», ещё не знаком с целостным текстом. И у меня остаётся ещё ряд вопросов, так сказать, менее фактологического свойства: о чём именно должен был возвестить Мартин Хайдеггер своим «раскаянием»? За что он должен был раскаяться? Перед кем? Узник концлагеря П. Леви в своей работе «Канувшие и спасённые» пишет о существующей и поныне в любой точке социальности «серой зоны», зоны нравственной неразличимости между людьми в перспективе совершаемых ими в чрезвычайной ситуации (не всё ли вокруг нас?), например, в концлагере, поступков, однако ни один из них не поставит палача на уровень жертвы, а жертву на уровень палача – кроме того, этот концепт «серой зоны» высвечивает тот факт, что палачами и жертвами в каком-то смысле всё не исчерпано. Был ли Хайдеггер палачом? В любом случае, П. Леви тщательно отличает собственную ситуацию _свидетельствующего_ от ситуации _судящего_. Речь не идёт только лишь об объективированном, об архиве (различение между архивом и свидетельством вслед за Фуко тематизирует в своей работе об Освенциме Д. Агамбен). Кто-то, например В. Фариас или Ю. Хабермас или нынешние их идеологические братья, неясно в каком порыве обретают в себе силы для того, чтобы судить – и далеко не нацистских палачей. Всё это можно счесть риторикой, но чем, если не риторическими сетями, является сакрализация Второй мировой войны, о чём так хорошо сказал А. Бадью в «Этике»? Имеет всё это затеянное «обвинителями» предприятие какое-то серьёзное отношение к философии? Мне кажется, что лишь отношение симптома ничтожности тех воображаемых картинок и надуманных конфликтов, которыми зачастую питается публичная дискуссия.


Комментариев нет:

Отправить комментарий