Интервью с Александром Дугиным

Интервью с Александром Гельевичем Дугиным, философом, политологом, социологом и идеологом неоевразийства, автором книг «Метафизика благой вести» (1996), «Постфилософия» (2009), «Радикальный субъект и его дубль» (2009), «Мартин Хайдеггер: философия другого Начала» (2010), «В поисках Темного Логоса» (2013) и др

.

Финиковый Компот: Вы часто читаете публичные лекции для непрофессионалов. Причем речь идет не только об изложении чужих концепций, но и о презентации собственной. Может быть, есть какие-то приемы или рецепты, как лучше, понятнее выстроить такую лекцию?

Александр Дугин: В первую очередь я бы порекомендовал следующее: лектор должен знать в двадцать раз больше того, о чем он собирается говорить, это правило необходимо соблюдать при чтении любой лекции. Второе: лектор должен в любом случае считать, что имеет дело с серьезными, основательными людьми, способными понимать не меньше его. Из этого вытекает риск чтения лекции. Ее надо всегда понимать как выступление перед тем, кто может оказаться на уровне или выше вас. Третье: в лекции должна быть драматургия, как в романе. О чем бы вы ни говорили, у вас должна быть завязка, кульминация и развязка. Четвертое: не бойтесь использовать специальные термины и понятия, не упрощайте. Однако обязательно описывайте содержание того термина, который употребили. Лекция должна быть всегда программой с открытым кодом, чтобы при желании ее можно было воспроизвести или построить аналогичную.

ФК: Легко заметить, что если спросить представителей академического сообщества о том, кто сейчас может представить философию в России, то назовут людей из самого этого сообщества (Васильева, Гиренка, Подорогу, Секацкого, Савчука, Линькова…), а когда об этом спрашивают Вас, то Вы обычно называете Головина и Джемаля. В каких социологических отношениях находится то философское поле, к которому принадлежите Вы, и академическое философское сообщество?

А.Д.: Если серьезно, то в России нет вообще никакой философии и философов. Ни в моем круге, ни в академическом. Вопрос лишь в том, до какой степени и с какой остротой и трагичностью мы это осознаем. Если не сознаем вообще, то у нас философии не будет никогда. Если осознаем, но нам все равно, то будет жалкая пародия на постмодерн, и лишь в том случае, если мы, осознавая это, экзистенциально восстаем, по-настоящему, как пытаются дышать люди, которых окунули головой в воду и держат... Тогда у нас есть шанс.

ФК: На одном семинаре, посвященном Гуссерлю, Вы сказали, что Брентано — ключ к Гуссерлю, тот — к Хайдеггеру, а Хайдеггер — ключ к философскому и научному мышлению своей эпохи. Это был риторический оборот, или Вы действительно полагаете, что Хайдеггер является ключом к аналитической философии, синтетической теории эволюции, к квантовой теории? Если нет, то что Вы имели в виду?

А.Д.: Я имел в виду не ту пошлость, которую представляет собой аналитическая философия и прочее вами перечисленное, а настоящую философию.

ФК: Как Вы относитесь к аналитической философии в целом и к традиции модальных аргументов в пользу бытия Бога в частности?

А.Д.: Аналитическая философия представляет собой попытку преодолеть ту критику позитивизма, которую в ХХ веке развернули представители практически всех философских школ (структуралисты, феноменологи и даже сами основатели позитивизма, такие как Витгенштейн). Мне аналитическая философия представляется в целом провальной философской программой, которая, как и критический реализм, стремится с помощью поверхностных, хотя и не лишенных подчас изящества, демагогических построений уйти от фундаментального вызова в онтологической проблематике ХХ века, а именно от вскрытия нигилизма и постоянного расширения поля его воздействий. Бытие оставило нас, только с этим мы можем и должны иметь дело. Расшифровывать этот факт, интерпретировать, пытаться преодолеть, ставить вопросы, искать ответы. Аналитическая философия полностью игнорирует философскую проблематику ХХ-ХХI веков — поэтому, на мой взгляд, она интеллектуально и концептуально бессильна, неинтересна и бессмысленна.

ФК: В книге «В поисках тёмного Логоса», в главе о Гегеле Вы анализируете фрагменты «Феноменологии духа», сопоставляя их с материалом Традиции, и указываете на параллели. Каково, если кратко, отношение Гегеля и Традиции, на Ваш взгляд?

А.Д.: Это частный случай применения к Гегелю более общей идеи, к которой я постепенно пришел: о методологической эквивалентности рациональных и мифологических структур, которыми мы оперируем. Весь ХХ век с разных сторон вводил эту дуальную топику: социологи, психоаналитики, структуралисты, феноменологи, антропологи, культурологи и традиционалисты. Между иррациональными структурами (базисом) и рациональными (надстройками) существуют диалектические гомологи. Каждому элементу коллективного сознания Дюркгейма соответствует элемент коллективного бессознательного Юнга. Конечно, Гегель — философ-рационалист, но прочтение его как создателя мифологического нарратива с эсхатологической спецификой само собой напрашивается, стоит только нам обратиться к этой двойной топике. В этом смысле я лишь демонстрирую, что ХХ век убедил меня в релевантности моих методологических принципов деконструкции.

ФК: Намерены ли Вы вновь обращаться к фигуре Гегеля? Возможно ли сравнение Абсолютного духа и Радикального субъекта?

А.Д.: Гегель, как и любой мыслящий человек, представляет собой конкретную бесконечность, следовательно — внутреннее измерение его внутреннего интеллектуального бытия не имеет границ. Обращение к Гегелю — всегда для меня открытая возможность, и в своих набросках я высказал пока лишь несколько замечаний относительно феноменологии абсолютного духа. Что касается радикального субъекта, то, при всем сходстве с терминологией Гегеля, я не вижу пока семантических параллелей, а с Хайдеггером, при всем расхождении с его терминологией (Хайдеггер постоянно настаивал на том, что его Dasein не есть Субъект), такие параллели я вижу. Радикальный субъект может быть описан в той двойной топике, о которой я уже говорил: ранее я больше склонялся к мифологическому нарративу, но я не исключаю, что стоит больше внимания уделить рациональным стратегиям в развитии этой фасцинативной и по-настоящему центральной для современной философии темы.

ФК: О чем Вы еще не думали?

А.Д.: Ни о чем.