24 сентября 2015 г.

Значение святого языка или забастовка ангелов против арамейского


Трудовой кодекс обеспечивает всем нам право на забастовку, если мы недовольны условиями, в которых работаем. Сегодня, когда в передовых странах всерьез задумываются о правах животных, мы порассуждаем о правах на забастовку…ангелов.
…Но начнём издалека, со времени, отстоящего от нас на полторы-две тысячи лет – именно тогда на Ближнем Востоке, в Вавилонии и в Земле Израиля завершалась кодификация традиции, существовавшей к тому времени уже не менее полутора тысячелетий. Тогда оформлялся окончательно Кодекс всех кодексов – Талмуд, который ныне имеется в двух изводах, названных по месту записи: Вавилонском и Иерусалимском.
Само слово талмуд на иврите значит «изучение». Но изучение чего? Изучение того, что в оригинале известно под аббревиатурой ТаНаХ, а в общеевропейской традиции – Ветхий Завет или Священное Писание. Но не только его. Если бы жизнь создателей Талмуда свелась к комментированию текста, то она была бы не такой красочной, какой была на самом деле, освещённой молниями дискуссий и озвученная громам споров о самой жизни: как о её смысле, так и об её мельчайших деталях.
Но для понимания Кодекса кодексов надо обращаться и к Книге книг – что и советуют нам мудрецы Талмуда, давая при этом рекомендацию: «Сказал р. hУна[1] бар Иеhуда, [что] сказал рабби Ами: Пусть всегда человек [изучает] главу [Торы вместе] с общиной: дважды Писание, один раз – перевод [на арамейский]»[2]. Язык Талмуда для непосвящённого и далёкого тёмен. Но, благодаря своей многозначности, весьма глубок. В данном высказывании рабби Ами, переданного р. hУной, задаётся парадигма изучения сакрального текста Пятикнижия, разбитого за пятьсот лет до них знаменитыми мужами Великого Собрания на пятьдесят четыре главы: по одной (реже – две) на неделю.
Ко времени начала фиксации устной традиции, давшей в итоге оба извода Талмуда, евреи уже несколько веков в быту пользовались арамейским языком, точнее одним из арамейских языков – иудео-арамейским. Огромные фрагменты последних книг ТаНаХа, книги Даниэля и Эзры, составлены на этом наречии. Несмотря на близость к древнееврейскому (ивриту), это всё же иной язык, чем тот, на котором вещали Избранному народу библейские патриархи, Моисей, ранние пророки и цари. Поэтому уже во времена Второго Храма стали появляться первые переложения ТаНаХа, и прежде всего Торы, Пятикнижия, на разговорный язык. Они называются таргумами, т.е. «переводами», от арамейского таргум. К моменту разрушения Храма появляются два самых известных таргума: буквалистский к Пятикнижию, сделанный р. Онкелосом (который был ни много ни мало принявшим иудаизм племянником Нерона), и с аллегорическими объяснениями всего ТаНаХа р. Йонатана бен Узиэля. Первый из них сразу стал каноничным и был взят на вооружение всеми изучающими Пятикнижие как полагается по недельным главам. Именно про этот таргум и говорится в вышеуказанной цитате из трактата «Брахот».
Арамейский вошёл и в литургию: до наших дней сохранились и ежедневно всеми еврейскими общинами произносятся ряд молитвенных текстов, среди которых самые известные – кадиши («освящение»). Их существует шесть видов, и из-за того, что один из них читается на похоронах, не без помощи одноимённого произведения Александра Галича сложился миф, что кадиш – это-де такая еврейская заупокойная молитва, что, мягко говоря, не так. Это всего лишь специальное восхваление Б-га, читаемое в присутствии молитвенного кворума (миньяна) из десяти мужчин старше тринадцати лет. Но в целом, мудрецы запретили молиться по-арамейски. И дело не в том, что они были языковыми пуристами, сторонниками чистоты святого языка (иврита) – нет, дело было в онтологическом статусе арамейского.
Еврейская традиция утверждает, что Творец дал народам мира семьдесят языков, в которые не входят, по понятным причинам, иврит и…арамейский. По поводу последнего говорят, что касдим (т.е. халдеи) не будут народом[3], следовательно, их язык точно не в числе семидесяти основных языков. Надо сказать, что традиция здесь основана на совершенно точном историческом факте: арамейский был lingua franca в Ахеменидской империи, охватившей весь Ближний Восток от Эфиопии до Индии. В самом деле, этот язык – «безродный космополит».
Сразу же после трагедии разрушения Второго Храма мудрецы, приводя в порядок богослужение отмечали в Талмуде: «Поскольку Молитва – это [просьба] о милосердии, можно молиться как угодно. Но разве можно [произносить] Молитву на любом языке? Ведь сказал рабби Йеhуда: пусть никто не просит о нуждах своих [в молитве] на арамейском языке. Ибо сказал рабби Йоханан: Всяким, кто просит о нуждах своих на арамейском языке, не занимаются ангелы служения, ибо ангелы служения не знают арамейского языка! – Здесь нет затруднения: то [сказано] об отдельном человеке, а это – об общине»[4].
Рассеяние сделало своё злое дело и мудрецам пришлось пойти на уступку: было разрешено молится на разговорном наречии для того, чтобы большинство евреев могли молиться с нужным настроем (обязательное требование, предъявляемое в иудаизме к молитве), что невозможно, если произносишь текст на мало понятном тебе языке. Однако здесь учителя сразу оговорились: «Это касается только индивидуально молящихся!». А молитву миньяна обязали вести на святом языке, ведь в целой-то общине найдутся знатоки, да и от молитвы десяти взрослых мужчин Б-г никогда не отвернётся, в то время как для доставки «прошения» одиноко молящегося нужна «фельдъегерская служба» ангелов. Но здесь мы сталкиваемся с противоречием: ведь эта «служба» тут же завернёт беднягу, ведь она не доставляет сообщений на не понятном ей языке. Мало ли о чём просят в нём, ответственность весьма велика: Б-г испепелит мириады ангелов в миг, стоит Ему только захотеть!