Моя кошка лежит на диване — её лень ноуменальна, моя же — эмпирическая.
Лень бывает двух видов: одна — от усталости, забвения, слабости, уныния, и Лень
же — но от кротости, смирения, скромности. Я ленюсь, значит, я не спешу дать ответ
на поставленный передо мной вопрос, например, о лени!
Интуитивно я знаю то, что
могу и хочу вам ответить, но всяческие приличия, статус, положение, ученое звание
и проч. предостерегают меня от того, чтобы давать слишком поспешные ответы. И вместо
того, чтобы ответить, я откладываю, я ленюсь, я переношу ответ на завтра, на послезавтра,
может быть, на никогда. Это одна из причин того, что мы, русские, может быть, хуже
всех отвечаем на электронные письма. Мы воодушевляемся прочитанным и решаем непременно
ответить, но чувства переполняют нас, мы понимаем, что не можем ответить адекватно,
переносим наш ответ на будущее, и в конце концов не отвечаем никогда. Лень для нас
— не просто предмет рассеянности или усталости, это почти что метафизическая категория,
означающая подвешенность, стоическое «эпохе», откладывание на завтра того, что можно
и даже должно сделать сегодня. Иногда это дает нам нечаянную радость, непредсказуемый
и необетованный выигрыш в игре с жизнью, потому что наше слово оказывается — если
оказывается — последним, подытоживающим, овнешняющим. Наша собственная значительность
повышается — мы вовсе не ленимся, мы ждем, пока все выскажутся, и мы, во всеоружии
точек зрения в конце концов произнесем свой вершительный приговор. Замечательно
сказал Василий Розанов в 1915 году: «Отличительную особенность восточно-кафолической
церкви от западной составляет не Filioque, а ЛЕНЬ. И самый многовековой упор на
Filioque происходит собственно ОТ ЛЕНИ. Помилуйте, так легко. И все одно и то же.
Не надо ни скидать сапог, ни расстегивать тулупа. Тепло и удобно». Если нужно, то
можно очень легко оправдать лень с точки зрения метафизики, примириться с ленью.
Можно обозначить лень как пространство ожидания трансцендентного, как момент метафизического
присутствия, которое чарует и завораживает, повергает в состояние безмолвия и благодатной
пустоты. Но всё же стоит иногда, подобно барону Мюнхгаузену, хватать себя за волосы
и вытягивать из болота, именуемого Ленью. Лень — это лён, который прядется на прялках
вечности, незримыми нам Парками философии. В Лени — остов вневременности и безвременности,
в котором мы черпаем прочность нашего пребывания во времени. Но вряд ли стоит разумно
и вольно сопрягаться с Ленью. Лень — то, что вне нас и в глубине нас. Лень — наше
Ungrund. Так пусть же она пробивает свой неистощимый родник в dolce far niente наших
летних каникул, пусть показывает она смутный облик своего божественного забвения
в те моменты нашего бытия, когда мы можем расслабиться и отстраниться от своей активной,
волевой жизненной установки.
«Кто не работает, тот — Лень, кто работает — тот Ленин!»
Алексей Козырев
можно было добавить несколько строк и о диване этом своеобразном оазисе для мыслящего и погруженного в свои размышления человека
ОтветитьУдалить