Один день из жизни современного гуманитария

Молодому ученому в современной России приходится нелегко. Возьмем для примера молодого человека N. N просыпается по бу­дильнику в семь, чтобы в девять оказаться в одном из разбросанных по Москве ново­модных коммерческих колледжей, где он читает лекции по экономике и юриспруденции. Строго говоря, N ника­кого отношения ни к той, ни к другой научной области не имеет. N, вообще-то, философ. Но на философском факультете его стипендия составляет 2680 рублей в месяц, что, слава Богу, покрывает расходы на транспорт. (Кстати, как недавно узнал N от одного из студентов из Уфы, там студенческая стипендия даже немногим больше). Так что приходится выкручиваться. Отчитав четыре академических часа будущим бухгалтерам и отобедав наспех в столовой колледжа чаем с голубцами и холодным борщом, N в час дня выходит из колледжа и направляется в свою родную Alma Mater. Где-то в полтретьего он оказывается на фа­культете. Через полчаса начинается аспирантское занятие. Как известно, с 2013/2014 учебного года аспирантура стала очередным этапом образования, и аспиранты теперь должны посещать новые спецкурсы. Насколько они но­вые, правда, сложный вопрос, ведь за столь малое время вряд ли кто смог бы подготовить хороший учебный курс с нуля. После четырех академических часов аспирантских занятий N спешит домой, где его ждет девочка, которой в этом году предстоит сдавать ЕГЭ по такой псевдонауке, как обществознание. Любой выпускник философского факультета, разумеется, является специалистом во всех существующих псевдонауках. Поэтому N стал репетитором девочки по обществознанию. В девять часов девочка ухо­дит из дома N, и он садится ужинать. В десять N садится за компьютер и проверяет тесты абитуриентов факультета по одной из университетских олимпиад. Где-то в час ночи он отходит ко сну.

Так проходит день современного российского гуманита­рия. Но где же, спросите вы, его самостоятельные занятия наукой, когда же он успевает, собственно, почитать Пла­тона в оригинале или написать научную статью о детран­сцендентализации эпистемологического субъекта в пост­феноменологии, чтобы где-то через полгода какой-нибудь ваковский сборник отважился напечатать этого лингви­стического мутанта? Интерес данной ситуации как раз и заключается в том, что, если мы распишем по часам день всякого современного ученого-гуманитария, мы не найдем отрезка времени, в течение которого он занимался бы непосредственно наукой. Но дело не в том, что у совре­менных гуманитариев нет времени на науку. Утверждать такое было бы в нашу эпоху трюизмом: сегодня ни у кого нет времени ни на что. Удивительно как раз то, что вре­мя-то у гуманитариев как-то все же находится: они пишут статьи, защищают диссертации, выступают на конферен­циях, и часто у них все это даже неплохо выходит. Это определенный феномен современной гуманитарной науки: 

времени никогда нет, но оно находится. Время оказывает­ся чем-то, что полностью исчерпывается моментом своего появления, но само при этом никогда не появляется как нечто данное. Времени нет, оно только находится.

Но если время находится, то оно с неизбежностью должно находиться где-то. Так где же находится время для науки у современного гуманитария? Где он может заняться наукой, если весь его день расписан до секун­ды – от утренних лекций в колледже до вечернего репе­титорства? Где находится то, что лишь находится, но чего при этом никогда нет?

Вернемся к N. В его расписании существует множество пунктов, среди которых не найти таких, которые специ­ально были бы отведены занятиям наукой, чтению книг, написанию статей и т.д. Однако расписание это всег­да содержит некоторые временные зазоры, которые не учитываются в нем как отдельные пункты: они, скорее, являются порогами между одним событием и другим, не имея сами статуса чего-то самостоятельного.

Речь идет, к примеру, о времени, которое N тратит на дорогу из дома в колледж, из колледжа – в универси­тет, из университета – обратно домой. Таким образом, один из возможных ответов на вопрос о том, где же у со­временного гуманитария находится время для науки, будет звучать так: в транспорте. Транспорт сегодня оказывается одной из новых форм библиотеки. Постепенное распро­странение беспроводного интернета по всем маршрутам общественного транспорта позволяет гуманитарию все большую часть работы брать с собой в дорогу. 

Другим временным переходом в расписании N является время приемов пищи, когда он пытается насытить свое рабочее тело. Когда он уже поел, и у него осталась пара минут перед тем, как из столовой колледжа он отправится в свой родной университет, или когда он вечером ждет звукового сигнала своей микроволновки, у него может найтись пара минут, чтобы почитать книгу, написать пару страниц для своей статьи, подготовиться к завтрашней конференции.

Придя в свой университет, N может уделить около получаса чтению или письму, пока занятия не начнутся. На этот раз время на науку находится у него в коридоре. Каждый раз, когда кто-то проходит рядом, он поднимает голову, чтобы посмотреть, кто это, поздороваться с друзь­ями или преподавателями, проходящими мимо. В этот момент даже может состояться обмен новыми идеями.

Или же N выкраивает пару секунд для своих науч­ных исследований перед сном, когда все задания одной из университетских олимпиад уже проверены и когда он готовится отойти в царство Морфея. Здесь, на мягких подушках и перинах в голову N приходят самые смелые мысли, самые яркие озарения, навеянные пограничным состоянием между сном и бодрствованием.

Время на науку у гуманитарных исследователей находит­ся именно в этих местах: в транспорте, за обеденным сто­лом, в коридоре и в постели. Из этого следуют сразу две радикальные вещи. Во-первых, наука для современного гуманитарного исследователя представляет собой не миро­вой, а межмировой опыт. Если мир, вслед за Хайдеггером, понимать как горизонт наших практик, в котором сорас полагаются цели и средства, то все эти места – транспорт, обеденный стол, коридор, постель – окажутся внемиро­выми, поскольку в себе они ни к какому специфическому делу отношения не имеют. Разве это дело – ехать куда-то? Разве это дело – засыпать? Вот приедешь, и тогда дела тебя захватят. Только сон – это дело, а засыпание – это лишь бессмысленный, но неизбежный перевалочный пункт на пути ко сну. Поэтому современной гуманитар­ной науке нет места в мире, она находится всегда между мирами, в междумирьях.

Во-вторых, тот факт, что в расписании молодого челове­ка N никакого специального промежутка времени заняти­ям наукой не отведено, говорит о том, что современные гуманитарии на науку время не тратят. Но если время находится в таких междумирьях, как обеденный стол, коридор, постель или метро, это значит, что ради науки современный гуманитарий убивает время. Мы говорим «убить время», имея в виду, что у нас появилось время, а мы не знаем, куда его деть, и тогда, чтобы убить время, мы можем сходить в кино, погулять в парке или сделать что-нибудь еще. Так и в случае с гуманитарными науками: N не тратит время на свои исследования, он его ради них убивает.

Алексей Салин